Одному из них в первом же схождении пробили шею кинжалом насквозь. Вероятно, его противник очень удивился, когда тот нисколько не поспешил упасть, захлебываясь кровью, а продолжил поединок, в конце-концов укокошив своего оппонента.
Наблюдающая за поединком общественность устроила мне овацию, которую, однако, я прекратил, углядев в толпе такую знакомую разбитую морду. С весьма и весьма кислым выражением на физиономии.
— Ты! — я указал на него окровавленным концом Блодорма, — мне кажется, ты что-то хотел мне сегодня сказать! Говори, не тяни!
Убивать молодого придурка не хотелось, а вот положить еще кирпичик в роль отморозка, которому что убить, что пукнуть, стоило. Однако требовалось сыграть роль так, чтобы у парня были пути отхода, иначе альтернативой была явно только одна смерть. Совершенно мне ненужная в данной ситуации.
— Я?
— Ну, не я же! Не хочешь? — Парень тупо моргал глазами и пытался придумать, что ответить.
— Вот и хорошо. Достаточно на сегодня убийств, больше настроения нет. — Вздохнул я.
Парень расслабился и раскрыл рот.
— Если настроение появится, я убью тебя завтра! — Парень забыл, что хотел сказать.
Новое зрелище произвело на стариков и окружение ярла различное впечатление. Форинг с Сигурдом ухмылялись, оба деда морщились, леди Бригитта чуть скривила губы в усмешке, хольды свиты тоже либо давили улыбки, либо были, можно сказать, убийственно серьезны. Но интерес, судя по взглядам, ко мне появился. Что мне и требовалось.
Ко мне подошел один из хольдов Бьерна с просьбой забрать тело и приготовить к погребению. Меня несколько удивило отсутствие в его взгляде ненависти. Хотя в зале суда он не вытащил меч только оттого, что острие рогатины уперлось в его горло.
— Я-то тут при чем? — Искренне удивился я подобному вопросу. — Конечно, забирайте.
— Доспехи и оружие. — Напомнил он.
До меня дошло. Если в судебных поединках в провинции часто обуславливали судьбу доспехов проигравшей стороны, поскольку комплект вооружения стоил очень больших денег и часто собирался всей семьей, даже иногда при участии друзей, не желавшей терять такую ценность, то в больших боргах, тем более среди профессиональных, живущих мечом, воинов этого придерживались редко. Тут действовал закон поля сражения — кто победил, тот и грабит. Точнее, забирает все с покойного. Тут тоже работала экономика. Доспехи и меч часто были единственным достойным упоминания имуществом спорщиков, а имущество победителя могло быть весьма пострадавшим в поединке.
Я задумался. Раздевать мертвеца мне не хотелось — ни унижать его этим перед толпой, ни тем более пачкаться в крови, под доспехами он, вероятно, был залит кровью весь.
— Устроит тебя, что вы сами его разденете? Не хочу покойного унижать у всех на глазах, — обвел толпу рукой, — доспехи снимая. Или ты это как еще одно оскорбление воспримешь? Уже не хевдинга, а его дружины?
Воин явно удивился. Проявления уважения к павшему в нашей ситуации он не ожидал. Склонил голову:
— Спасибо. Куда их принести?
— Дружинники тебе покажут, — вмешался самый главный дед в наш разговор, попутно с интересом меня рассматривая.
С тела я забрал только оружие, хотя меч предварительно осмотрел Асмунд. Сняв с ремня кинжал, я встал над телом и коротко склонил голову. Мужика действительно было жалко, попал в ситуацию, откуда не было выхода, и самое страшное для него, не по своей вине. Хотя он меня и взбесил.
Поистине, задумаешься о судьбе…
Толпа одобрительно зашумела. Даже воины Бьерна зашептались.
Потом меня пригласили в знакомую малую столовую, где дедушка, который ярл, начал на меня орать. Второй согласно кивал рядом. Посторонних на выволочку не пригласили.
Выпустив пар бездной средневековых нецензурных выражений, дед успокоился и заговорил по существу:
— Ты хоть понял, как тебе сегодня повезло?
— Это в смысле причины, почему меня чуть не убили? — скучающим тоном уточнил я. Причины лежали на поверхности, самокритичности было вполне достаточно, чтобы понять, что меня действительно сегодня чудом не прикончили.
— Да! — несколько сбился с темпа ярл. — Хочешь сказать, что понял? Тогда скажи.
— У меня были два меча, у него меч и щит. Щитом он мне мог разве только оковкой зубы выбить. Надо было не кружить и выжидать, а нападать прежде, чем атакует он. В атаке мои два меча опаснее его одного. А так напал Бьерн. Проруби достаточно глубоко наголенник — и я был бы трупом.
— Правильно, — на глазах успокоился дед. — Спасли тебя только доспехи. Да и, наверное, удар неудачный, раз поножи не прорубил.
— Судя по ощущениям, поножи он как раз пробил. — Решился избежать дальнейших нотаций. — Что-то мокро на ноге. Другой вопрос, что недостаточно глубоко.
Дед заорал, вызывая слуг. Я отказался перевязываться на месте, заявив, что это вполне можно сделать и у меня в комнате, куда подниматься ярлу было несолидно, отчего воспитательный процесс откладывался на неопределенное время. А, скорее всего навсегда. От сопровождения тоже отказался, хотя дедушка Ульф молча увязался за мной.
Дамы встретили меня с видимой радостью и любопытством. Я махнул им рукой, попросив подождать. Дед только покосился, явно недовольный. Меня это не впечатлило, даже если и согрешить, адреналин, разбушевавшиеся гормоны, отсутствующая рядом невеста. Угроза жизни, говорят, обостряет основной инстинкт. А чего невеста не знает, ей не повредит. Вообще, врачи говорят о полезности регулярной половой жизни. А от онанизма, по слухам, на руках растут волосы.