Тем временем колдун, спрятав клыки, с видимым удивлением рассматривал меня. Похоже, дар речи потерял старикан.
Экскурс в память обнаружил две линии воспоминаний. Первая касалась некоего Даниила — родился, рос, учился, служил, шкандыбал на костылях. Вторая некоего Края, молодого орка на пороге совершеннолетия, что значит первого боевого похода. Родившегося и до недавних пор проживающего не на Земле, а в мире, именуемом Крайн. Новика, как говорили на Руси. Воспоминания переплетались, от этого, увы, болела голова. Стоило усилий расплести последние, о том, как тебя бьют, в том числе, похоже, чем-то вроде трубы по голове и как у тебя в ходе мародерки по раскопу в разрушенной крепости начинает светиться амулет, носимый на шее уже лет семь. А потом вспыхивает. Далее общие — зубастая харя во весь экран.
Из другой линии воспоминания о таком же амулете тоже присутствовали, только что не светящимся. Носимом на груди, вместе с крестом. Память о службе. Был найден в разваленной неизвестно когда чеченской башне при установке ОЗМ-72. Тогда это еще не показалось значимым событием. Светло-зеленый каменный ромб, весь в непонятных значках с почерневшим серебряным кольцом наверху перекочевал в нарукавный карман х/б. А после выстрела из РПГ со склона при эвакуации бронегруппой, когда граната, не взорвавшись, отрикошетила от башни БМП в метре от этого самого кармана, что было сочтено знаком судьбы — на шею.
Собраться с мыслями не дал коллега вокзальных цыганок. Хмыкнув, заорал, что все нормально, можно заходить. После чего начал задавать вопросы о происшествии, на которые не обратил внимания, поскольку появилось еще несколько действующих лиц. В которых я узнал своих новых папу и маму.
Папа выглядел достаточно импозантно для зеленоватой твари метр на метр семьдесят с шикарным оселедцем, свисающим с макушки, татуированной рожей, без всяких признаков бороды или усов, шрамом на лбу, длинноватыми листовидными ушами. Пудовые кулаки обратили на себя внимание, когда один из них стукнул меня в ухо. Пришлось оценить, как и слегка непропорциональную длину рук. Хорошо, потом перерезал ремни, вытащив внушительный ножик из ножен на поясе. С другой стороны висел меч.
Запричитала мама. Отрадно, что мама от человека не отличалась, за исключением цвета кожи и кончиков торчащих из волос ушей. Клыки во рту, в отличие от виденных мужчин, были развиты не более моей первой мамы — человека, большая шапка длинных светлых волос. Кожа, кстати, была заметно светлее папиной, с легким зеленоватым оттенком.
На папе была одета безрукавка мехом внутрь и кожаные же штаны. Голые руки демонстрировали отличную мускулатуру. Мама была сложена пропорциональнее, притом без всякого лишнего веса. Одета в кожаные штаны и рубаху. На поясе тоже присутствовал кинжал. У обоих на ногах кожаные сапоги с мягкой подошвой.
Не обращая на всех троих внимания, вставая, провел языком по своим зубам, подтвердив подозрения, что арсенал в моем рту не уступает вооружению папы, а старого колдуна Сигурда даже превосходит. Это что касательно клыков. На середине груди красовалась корка, как от заживающего ожога. От амулета, вероятно, коли был жар.
Рассматриванию себя и окружающих положил конец опять таки козлина-папа, привлекший мое внимание еще одной оплеухой, сопровождаемой множеством рискованных междометий, кои дослушивал уже за глыбой. Сочтя рискованным не проявить уважения к старшим, даже если это виртуальная реальность психиатрического отделения, прислушался к их голосу. Когда встал.
Больше всего, конечно, к папе.
— Ты что, совсем ополоумел? Тебя чему учили? — и так далее…
С применением рискованных образных сравнений он высказал все, что думает о идиотах, хватающих в раскопах все подряд своими лапами. В чем по мере сил ему поддакивала, помогая, мама.
Однако шедевром благоразумия неожиданно проявил себя старый Сигурд, видно, не зря исполняющий обязанности жреца Одина, остановивший поток красноречия родителей и принявшийся расспрашивать о происшествии сам.
— Что произошло? Что ты нашел?
Перетряхнув память моего второго я, постарался припомнить происшествие и свою новую прошлую жизнь. Далее оказался перед выбором. Либо рассказывать как было, рискуя сожжением или вырезанным сердцем на алтаре, как орки поступали с одержимыми духами, если колдовство и молитвы не могли помочь. Алтарь, кстати, был под моей задницей, далеко ходить не надо. Либо что-то придумать, рискуя запутаться в мелочах. С перспективой точно тогда угодить на костер или алтарь. Или просто, по колхозному, под топор. Третью возможность — виртуальный бред — пока решил не рассматривать. Уж больно жизненно горело ухо после кулака папы. Да и ощущения нового тела выглядели более чем реально. Особенно наличие ступни и половины голени ниже левого колена.
Его я, кстати, узнал, это он осчастливил меня печенью в том кошмарном сне.
Требовалось потянуть время, чтобы собраться с мыслями.
— Плохо помню, дайте подумать.
— Что ты нашел!?
Сообразил, что долго отмалчиваться не дадут. А так же припомнил историю амулета, найденного, кстати папой лет семь назад и после выдачи этим же колдуном сертификата безопасности вкупе с резюме о несомненной полезности оставленного себе. Позже подаренного мне в честь первой самостоятельной добычи — двух попавших в силки зайцев.
Решил, что пока относительная честность — лучшая политика.
— Ничего. Амулет засветился.
— Что в руки брал?
— Ничего, говорю. Греется начал, глянул вниз, а он светится. Подумал, что в место нехорошее попал. Полез из ямы. А он еще больше греется. Хотел сорвать, но засомневался, вдруг от чего защищает. Пока думал, он полыхнул. Жаром и светом. Больше ничего не помню.